Бранч с Бертой

Ростислав Кример: Самое важное в жизни, когда все дома. Во всех смыслах.

#brunchwithberta

Есть люди, которые настолько увлечены своим делом, что кажется, будто ничего на свете для них больше не существует. Ростислав Кример именно такой. Известный во всем мире пианист родился в Бресте, учился в Академии имени Сибелиуса в Хельсинки, окончил Высшую школу музыки в Кёльне и аспирантуру Королевской академии музыки в Лондоне, став ее дипломантом; основатель и художественный руководитель Международного фестиваля Юрия Башмета, который в этому году пройдет в Беларуси в 11-й раз. За бранчем в отеле Renaissance мы с Ростиславом поговорили о творчестве, классической музыке и добре.

— Ростислав, как часто ты бываешь теперь на родине?
— Я живу между Германией и Минском, потому что организация фестиваля занимает приличное количество времени — почти 9 месяцев.

— С чего все началось? Все знают, что ты родился в семье музыкантов, что твой отец — пианист, мама — преподаватель сольфеджио. Ты с детства знал, что ты станешь пианистом?
— Я не знал, кем я буду, до 13 лет примерно. Но, как известно, жизнь любого ребенка зависит от мамы. Мамы и рожают, мамы и воспитывают. Понятно, что разные ситуации бывают, но в общем и целом именно мамы воспитывают детей. Есть такое нарицательное понятие «еврейская мама» (в хорошем смысле слова, совсем не в плане национальности) — мама, которая при необходимости готова бросить все и посвятить себя своему ребенку. Так жизнь устроена. Наша мудрая мама тоже отправила нас с братом в математическую школу и в музыкальную одновременно. Выбор у ребенка должен быть, и этот выбор он должен сделать самостоятельно, но вот из чего выбирать — это должен, как мне кажется, ограничить родитель. И со стороны мамы это было очень мудрое решение. Мой брат — физик, доктор наук, ассистент профессора, ученый. Я, как вы знаете, музыкант.

— Хорошо. А если у ребенка вдруг проявится другой талант? Вот, например, в 10 классе ты стал прыгать с шестом…
— Ну, это невозможно. С самого раннего детства закладываются все самые важные профессиональные вещи. Невозможно поздно начинать такие профессии.

— Ты так думаешь?
— Конечно! Ну как можно стать балериной в 15 лет?

— А медиком?
— Медиком возможно. Но спортсменом, музыкантом — нет. К примеру, во сколько лет детей берут в художественную гимнастику? Для этого нужна мускулатура, гибкость и так далее — это все закладывается с раннего детства. И если правильно этим заниматься, то ребенок становится конкурентоспособным. А для себя можно начать заниматься в любом возрасте.

— Как-то странно звучит «конкурентоспособный ребенок»… Не много ли прагматики в вашей музыкальной душе?
— Мне это кажется абсолютно нормальным и логичным. Либо есть другой вариант, как в Европе, оставить ребенка в покое, пусть выбирает сам. Либо, как у нас, принимать на себя ответственность и выбирать для него его жизнь, оставляя при этом возможность выбора.

— Во сколько лет ты уехал из дома?
— В 14.

— И, по сути, твоя самостоятельная жизнь началась очень рано?
— Да. Я поступил в лицей при Академии музыки в Минске и жил в общежитии вместе с другими детьми. Хорошее время было. А еще, когда рано начинаешь жить один, это накладывает определенный отпечаток самостоятельности на всю жизнь.

— Привыкаешь к одиночеству?
— Жить физически одному и быть одиноким человеком — это разные вещи. Я никогда не был одинок и никогда этого не хотел. У меня всегда все было в порядке с общением: к этому располагает моя профессия, с которой я объездил почти весь мир — то ли 52, то ли 54 страны.

— А ты помнишь свой первый значительный успех?
— Самый первый значительный успех был в 15 лет, когда я был в туре в Англии. Тогда мы с другими музыкантами давали по 20 концертов почти каждый день. Это было очень интересно! Тем более в 15 лет!

— Тогда-то ты и осознал, что ты сделал правильный выбор?
— В общем-то, да. И понял, что бы кто ни говорил…

— А кто-то что-то говорил?
— Всегда. Это же нормально. Сопротивление — это стандартная ситуация.

— Расскажи об этом. Ведь очень многие люди ломаются от сопротивления.
— Ну, это в любой профессии так. Есть люди, которые не любят твой успех, которые завидуют… В общем, не всегда же добрые люди встречаются. Но в конечном итоге мы сами создаем свой круг общения и мы же за него и отвечаем. И если ты не ограничиваешь общение с хорошими людьми, то тебе и на душе комфортно. Любого артиста, любого публичного человека сопровождает шлейф позитива и негатива. Кто-то что-то говорит за глаза. Это значит лишь одно: ты все делаешь правильно.

— И даже сейчас?
— И даже сейчас.

— Что хоть говорят-то?
— Разное говорят. Я сплетни не собираю и на них не реагирую. Людей раздражают выскочки: когда ты выходишь из середнячков и становишься «выдающимся». Не в плане гениальности, а когда ты выдаешься из общей массы… Выдающийся человек — тот, который выдается из среднестатистического числа. А это, в свою очередь, приводит к тому, что люди, которые там остались, не могут и не умеют радоваться за другого. Хотя есть те, которые умеют и тянутся к тем, кто выше. Как я, например. Я тоже тянусь к тем, кто выше меня. В этом, мне кажется, и заключается развитие личности — умение признать, что есть люди умнее и лучше тебя.

— Как тебе пришла в голову идея фестиваля?
— Меня много раз уже об этом спрашивали.

— А ты расскажи нам что-нибудь особенное.
— У меня был сольный концерт в Париже в 2004 году. И как-то время тогда было пустое, в смысле не было сезона. Мы сидели с ребятами, разговаривали: «Вот, в Минск не приезжают звезды мирового уровня… Нет классической музыки и так далее». Я говорю: «Дорогие мои друзья, давайте будем откровенны, если мы с вами будем сидеть в Париже, то никто и не приедет в нашу с вами родную страну». С этого все и началось. Мы поспорили, что что-то можно сделать…

— Выходит, что это был некий патриотический ход?
— Да, мне хотелось, чтобы в моей стране была классическая музыка. Ведь в какой бы части мира я ни находился, мое сердце здесь, в Беларуси. И мне кажется, что мы немало сделали для развития культуры. Многие вещи мы делали первыми — и классические концерты в больших залах, и мастер-классы. И еще множество таких благотворительных вещей со знаменитыми артистами. Мы этого не рекламируем, не афишируем, не спекулируем на этом. Каждый год, кстати, мы делаем премьеру белорусского сочинения. Вот что мешает сегодня исполнять современную музыку в больших залах? Мешает немного странная ситуация с авторскими правами. Если ты исполняешь две минуты или даже секунду современного произведения, к примеру, с симфоническим оркестром, то организатор концерта должен отдать 10% от всей суммы сборов с концерта в Центр интеллектуальной собственности. Для меня это странно, потому что в Европе высчитывается процент минут исполнения ко всему концерту. А как можно огульно брать 10%? Это привело к тому, что большинство избегает исполнения современных произведений. Классическая музыка и так небогата, а когда еще говорят: «10% отдай!»… Это несправедливо. А потом вздыхают: «Как мало исполняется современной музыки!». Конечно, мало. Мы же загнаны в такие условия. Но мы все равно на фестивале это делаем, приглашаем лучших композиторов мира в Минск, таких, как Пендерецкий, Губайдулина… А для молодой аудитории первыми придумали кросс-овер-концерты.

— А что это значит?
— Классика и джаз, классика и рок, классика и поп, классика и фолк, музыка и цирк, музыка и поэзия, музыка и живопись… Например, «Океан Ельзи» впервые сыграли с оркестром — впервые это было в рамках фестиваля. Я до сих пор помню, как мы их уговаривали. Тогда это было новшеством, конечно, но очень успешным. Потом уже они сделали замечательный концерт в Москве, Петербурге, два аншлага в Киеве. Это было нереально круто! Более пяти тысяч человек, 90% из которых впервые услышали, как играет живой оркестр. И дай Бог, 10% из них пришли потом в филармонию. А потом еще 20−30% из этих десяти решили прийти второй раз. Вот таким образом мы приняли в свои ряды новых ценителей классической музыки. И вообще, выше классики нет ничего! Вот говорят, что Моцарта мало слушают, классическую музыку мало слушают по сравнению с «попсой». Так давайте, друзья, посчитаем, сколько же людей услышало Моцарта за всю историю и сколько услышали, например, любого из самых известных поп-звезд на ваш выбор? Так вот, вы удивитесь — Моцарта послушало намного больше. Это же вечные вещи! Этим великое искусство и отличается от массового.

— А почему тогда получается, что великое искусство в прошлом? Почему сейчас не рождается вечное?
— Эта одна из идей фестиваля, и именно поэтому он называется Международный фестиваль Юрия Башмета. Потому что я считаю, что памятники нужно ставить при жизни, а не после смерти. Почему-то так происходит, что великие люди традиционно становятся великими, только когда они умерли. А что же нам мешает сегодня оценить людей, чтобы они при жизни были оценены по достоинству?!

— Поэтому ты создал фестиваль имени Башмета, а не Моцарта, например?
— Совершенно верно. К тому же он приезжает каждый год, участвует и вдыхает частичку себя в это мероприятие.

— А есть что-то еще кроме классической музыки, что тебя увлекает?
— Меня увлекает осознание того, то есть хорошие, добрые люди. Вот общение с хорошими людьми меня действительно увлекает. Время, которое у нас есть в этой жизни, нужно тратить с умом.

— Ты прощаешь людей?
— Всякое бывает. Прощаю, конечно.

— А врагов?
— И в особенности их я простил. Человек вообще не должен держать зло. Зло поедает душу. Даже если ты прав, прости. Как только ты осознаешь, что не допускаешь зло в свою жизнь, жизнь сама тебе помогает. Я в это искренне верю и надеюсь, что это так и будет продолжаться.

— Поздравляю тебя, кстати, с недавней свадьбой. На одного завидного белорусского жениха стало меньше.
— Мне непонятно, чем я завидный? Со мной быть очень непросто. Моя жизнь — это постоянные путешествия, перелеты. Все не так легко и красиво, как выглядит на страницах глянцевых журналов. Это ежедневный тяжелый труд: быть верным другом, соратником, чувствовать и понимать меня.

— У тебя плохой характер?
— Разный. Иногда я бываю резок, иногда — нет. Просто мы все иногда эмоционально не можем себя остановить, хотя хотелось бы. Но вместе с тем, что главное? Результат. Только его нужно добиваться всеми нормальными доступными человеческими способами. Настойчиво. Да, я настойчивый человек. Но я также готов признавать свои ошибки, если мне докажут, что я неправ. И я буду очень рад, что я неправ. Это, кстати, бывает не очень часто.

— Но все равно, ты молод, красив, богат…
— Какой же я богатый?

— Душой!
— Ну да, богатый — это когда Бог в душе, а когда ты с деньгами — это уже коллекционер.

— Но деньги же все равно нужны, чтобы жить комфортно.
— Деньги нужны для того, чтобы делать добро. Конечно, ты можешь делать добро в рамках своих возможностей, но всегда хочется делать больше. А для этого нужны деньги. Например, в рамках фестиваля Башмета состоялась благотворительная акция, хотя считается, что такие фестивали обычно сами нуждаются в благотворительности. Но добрые дела можно передавать по цепочке. И это работает.

— Ты недавно создал свой оркестр. Расскажи об этом.
— Да, и в моем оркестре не просто лучшие оркестранты, а лучшие солисты. А дирижер — ваш покорный слуга.

—  Но дирижер — это же отдельная профессия?
— Отдельная, но она очень близко стоит. И это камерный оркестр, а не симфонический. А оркестр хорошо играет, когда им хорошо управляют. Соответственно, важно не то, как ты показываешь, важно, что ты  показываешь и что ты хочешь сказать. И я считаю, что мы уже сказали немало, потому что нас хотят видеть в следующем году на самых мощных площадках Европы. И я очень надеюсь, что все будет в порядке, потому что это уникальный проект.

— Что, по-твоему, самое важное в жизни?
—  Когда все дома. Во всех смыслах:)

Фото Юлии Мацкевич